Евгений Белогорский - Восточная война [СИ]

- Иного выхода я не вижу. Если дело и дальше пойдет, подобным образом, противник сорвет нам всю операцию, - сказал граф и адмирал согласился с ним.

- Сигнал Шахову, атака! - приказал Нахимов, и тот час несколько голосов продублировали его приказ.

Все пароходы капитана второго ранга Иллариона Шахова находились в полной боевой готовности. Единственное, что не было сделано ни на одном корабле, так это не были спущены спасательные шлюпки. Наличие больших кораблей противника в Стамбуле не предполагалось. Впрочем, этот нюанс нисколько не смутил командира брандеров. Едва только был получен приказ, как он немедленно приступил к его исполнению, ибо сам видел, что промедление смерти подобно. На флагштоке капитанского парохода взвился сигнал: "Делай как я", и брандеры устремились в свою первую и последнюю атаку.

В начале французы не в полной мере оценили угрозу, исходившую от маленьких русских пароходов, быстро идущих к ним на сближение. Оставив расстрел малоподвижного "Ростислава", "Гремящий" нехотя перенес огонь с лакомой цели на внезапно появившегося противника. Батарея дала один залп, затем другой, но результата не было никакого. Французские ядра ложились далеко в стороне от русского брандера, управляемого Шаховым.  

Командующий "Гремящим" Жером Бюсси слишком поздно понял, что это за пароход вступил с ним в схватку. Несмотря на наличие паровой машины, плавучая батарея была слишком громоздким и малоподвижным кораблем, и потому у французов просто не было времени развернуть судно носом к противнику, дабы уменьшить ущерб от столкновения.

Вся надежда у прозревшего Бюсси была только на крепость брони его корабля. Громко вознес он слова молитвы о помощи всем святым, но они не услышали капитана "Гремящего". В извечном споре брони и снаряда, верх одержал снаряд. Вернее сказать, мина, для которой русские моряки не пожалели пороха.

Взрыв был такой силы, что железная броня, словно листок бумаги была вдавлена внутрь судна и в образовавшуюся пробоину с шумом хлынула вода. Запас остойчивости у плавучей батареи был невелик, и любая пробоина носила для неё смертельный характер. Не прошло и нескольких минут так грандиозное творение заморских инженеров нехотя завалилось на бок и затонуло.

Внезапная гибель "Гремящего" стало большой неожиданностью для Монседи. Увлеченный схваткой с "Владимиром", у которого от вражеского огня были большие повреждения, капитан Монседи просто просмотрел момент столкновения своей батареи с русским брандером, посчитав его взрыв чистой случайностью.

- Скорее всего, русское ядро случайно попало через орудийный порт, предварительно уничтожив находившееся там орудие. А Бюсси в свою очередь уничтожил близко подошедшего врага,  - подумал Монседи, продолжая громить орудиями "Лавы" русский пароход. В своей окончательной победе он не сомневался. Французские канониры уже пристрелялись к "Владимиру" и их ядра все чаще и чаще поражали борт русского парохода.

Прошло несколько минут боя, как дозорный доложил Монседи о действии нового противника.

- Капитан, русский пароход пошел на сближение с нами, - доложил наблюдатель.

- Прекрасно, господа решили опробовать на нашей броне свой главный носовой калибр, - усмехнулся француз. Он был полностью уверен в силе своей брони и все же приказал перенести часть огня на "русскую блоху", как он окрестил брандер лейтенанта Колокольникова.

То, что эта "блоха" гораздо опаснее, чем казалось на первый взгляд, Монседи понял, когда между ними оставалось меньше двадцати метров. На атакующем его пароходе совершенно не было орудий, а на носу крепилось множество черных шаров.

- Брандер, русский брандер, - воскликнул капитан и отдал приказ развернуться носом к плывущей на них опасности. Возможно "Лаве" и удалось бы уменьшить ущерб от столкновения с врагом, но французам просто не хватило времени. Не обращая внимания на огонь противника, русская "блоха" неудержимо прорвалась к "Лаве" и совершила подрыв.

Густо окрашенный черным дымом столб воды стремительно взлетел к небесам, а затем нехотя стал оседать вниз, но, не успев достичь поверхности моря, вновь устремился вверх. Когда же водная пелена спала, взгляду моряков открылась ужасная картина. Русский брандер, а вернее сказать, его чудом уцелевшие останки, горели объятые языками пламени. Рядом с ними находился искореженный взрывом остов "Лавы". Но корабль был обречен.

От взрыва русских мин, находившихся на носу парохода, огонь проник глубоко в корпус судна и вызвал пожар в носовом пороховом погребе. В результате этого взрыва участь судна была предрешена.

К чести командира "Опустошающего", капитана Лассаля, он не оставил поле боя, обратившись в бегство, а смело вступил в поединок с русским брандером мичмана Лобанова. Чтобы атаковать врага, мичман вынужден был сделать затяжной маневр и Лассаль не удержался от соблазна не использовать выпавший ему шанс. Свято веря в силу своих орудий, француз прекратил обстреливать "Громоносца" и сосредоточил весь огонь на брандере.

Один за другим французские канониры обрушивали силу своих пушек против маленького парохода, но каждый раз он оставался неуязвим. Всего только два раза падали вражеские ядра на корабль мичмана Лобанова, но это были лишь случайные попадания, теория графа Ардатова вновь блестяще подтверждалась на поле боя.

Сам Михаил Павлович с замиранием сердца наблюдал за скоротечным сражением, и неизменно, когда брандер бросался в атаку, горячая волна окатывала его с головы до ног. Вновь и вновь граф держал строгий экзамен жизни и смерти, и в который раз выходил победителем.

- Давай, Андрюша, давай. Разнеси его! - говорил граф, не отрывая свой взгляд от окуляра подзорной трубы. Цена поединка была слишком высока. Уцелей французская батарея, и на всей операции можно было ставить жирный крест. Последний из русских брандеров, благодаря преступной халатности интендантов, к моменту выхода в море не имел на своем борту мощного заряда. Об этом Ардатов узнал только во время похода и что-либо исправить, было уже невозможно.

- Давай, давай, милый, - шептали губы графа, и Андрюша не подвел. Прорвавшись сквозь огневой щит противника, он мастерски вывел брандер на угол атаки и столкнулся с французской батареей. Повторного взрыва порохового слада на борту "Опустошающего" не произошло, но остойчивость судна была нарушена, и вскоре, под ликующие крики русских матросов, вражеская батарея затонула.

Едва только это произошло, как Ардатов истово перекрестился и обратился к Нахимову с просьбой спасти оставшихся в живых членов экипажей брандеров. Сразу же взвились на мачте сигнальные флаги, но русские корабли уже сами, без приказа адмирала пытались оказать помощь уцелевшим героям.